Сегодня существуют сотни телеграм-чатов, где общаются наркопотребители. Там обсуждают как вещества, так и здоровье, личные истории, кулинарию, языки и котят.
В чаты переместился и аутрич: специалисты благотворительных фондов сами приходят к группам уязвимых людей, чтобы рассказать о своей помощи. Этим, например, занимается «Гуманитарное действие» — организация, которая с 1990-х годов в Петербурге помогает людям с зависимостью и предотвращает распространение ВИЧ.
«Бумага» поговорила с четырьмя сотрудниками фонда, которые регулярно переписываются с наркопотребителями. Читайте, почему с ними бывает тяжело наладить контакт, чем отличаются употребляющие новые синтетические наркотики люди от тех, кто зависим от опиоидов, и как виртуальные разговоры могут спасти жизни.
Мария, наркопотребительница и веб-аутричерка
— С 2000-х я сама обращалась в автобус «Гуманитарного действия» (это пункт помощи людям, употребляющим наркотики, где они могут получить средства защиты от инфекций, сдать тест на ВИЧ, получить медицинскую помощь — прим. «Бумаги»). Я в употреблении уже 20 лет, всю жизнь собираюсь завязать — сейчас у меня даже есть план, как это сделать. Но человек я активный: постоянно спрашивала, почему не добавите такие-то услуги. Сотрудники фонда меня запомнили.
Если раньше наркопотребители общались во дворах, то с появлением интернета все ушли в онлайн. Около 10 лет назад появились наркочаты в телеграме, где кипит жизнь и формируется целое комьюнити. Однажды мне позвонила сотрудница фонда Лена и попросила позвать людей на новую точку стоянки автобуса. Я написала в чаты, в ответ люди засыпали меня вопросами. Когда автобус приехал на новую точку, на остановке стояла длинная очередь. За неделю в фонд обратились сотни новых людей. Тогда я решила создать отдельный чат и канал про «Гуманитарное действие», сама отвечала на вопросы как клиент. Затем мне позвонили из фонда: «Мария, появился какой-то канал от нашего имени». Когда я объяснила ситуацию, мне сказали: «Раз вы так активно занимаетесь, продолжайте».
За две недели в чат пришло около 500 человек, а в короткий срок количество клиентов увеличилось примерно на 85%. Год я была волонтером. Когда стало ясно, что без направления веб-аутрича нельзя, меня оформили официально.
Сейчас у нас уже целое подразделение веб-аутрича, хотя раньше я была одна. Обычно я в течение дня общаюсь с людьми в чатах — их сотни — и зову в фонд. В чатах меня знают под никами «Синий автобус» или «Спасатель». Люди сами пишут: «Мне дали твою ссылку, сказали, ты поможешь». Иногда я пишу посты — например, объясняю, почему важно принимать лекарства от ВИЧ. Такие тексты вызывают дискуссии, люди спорят, но это важно — они вовлекаются.
Самые частые вопросы ко мне — постинъекционные осложнения: ожоги, распухшие руки, трофические язвы. Кто-то пишет: «Поставился неудачно, рука опухла». Я объясняю, что делать: «У нас хирург, всё бесплатно, бинты и мазь дадим, расскажем всё». Иногда отправляю людям ссылку на нашу статью об осложнениях — некоторые читают, видят фотографии и пугаются: «Всё, это была моя последняя инъекция».
Со взрослыми, которые в основном зависимы от метадона (это синтетический опиоид — прим. «Бумаги»), мне проще. Если я пишу владельцам таких чатов с просьбой добавить меня в администраторы с подписью (других прав мне не надо), они соглашаются — чаще всего они сами употребляют и, наверное, ходят в автобус. В «солевых» наркочатах («соли» — это сленговое название новых психоактивных веществ, например, «Альфа-ПВП» и мефедрона — прим. «Бумаги») в администраторах нередко сидят 18-летние подростки, которые реагируют на меня агрессивно: «Ты кто? Нас всех посадят! И вообще иди в жопу». Такие админы часто блокируют меня — даже если я просто захожу и пишу про помощь. Если это чат при наркошопе, администраторы думают, что я у них клиентов отберу, и пишут: «Они сами это выбрали, пускай сами и умирают». С такими сложно…
Людей, которые употребляют опиоиды, легче завлечь в фонд из-за специфики их проблем. В их чатах и разговоры отличаются: мальчики — про войну, девочки — ногти и ресницы показывают. Многие рассказывают про работу. Есть, например, девушки, которые воспитательницами в детском саду работают или медсестрами — они зависимы уже много лет. Есть охранники, мамочки, бывшие заключенные, пенсионерка с огородом, банковская сотрудница, женщина, делающая на оборонном заводе самолеты для СВО. Все они часто обсуждают здоровье, будто старички. Их сразу интересуют услуги фонда, особенно если говоришь им: «У нас целый медцентр с врачами. Не надо ничего скрывать, никто на тебя косо не посмотрит».
Мы пытаемся заходить в «солевые» чаты через блогеров или наркопотребителей, но это не всегда удается. Зависимые от новых веществ могут чудить, они записывают кружочки, показывают селфхарм и то, как колются. С ними нужно больше времени и терпения: они то плачут, то смеются, то из окна пытаются вылезти. Плюс в молодежных чатах миллион сообщений со сленгом (его я уже выучила). Один залетает со словами: «Ой, я обдолбался после марафона». Ему отвечают: «Как я тебя понимаю» — и сразу тема меняется. Мне сложно зацепиться за нить разговора.
От новых наркотиков крышу сносит быстро. И это беда, потому что некоторые «метадоновые» хотят кайфа и переходят на «соли» — они быстро сгорают, всего за полгода. Таким тоже нужно помогать, не допускать этого.
Самое тяжелое — когда пишут люди, которые умирают от СПИДа, от цирроза, от зависимости. Они лежат дома, сидят в наркочатах и рассказывают про всю свою жизнь, практически до последней минуты. Им легче делиться со мной, потому что я «своя». Некоторые говорят: «Я лучше тебе расскажу, чем психиатру». Раньше было тяжело, я каждого через себя пропускала. Но когда количество таких людей перевалило за сотню, это начало ощущаться просто как рабочий момент: кто-то вечером кассу сдает, а я вечером узнаю, что человек умер.
Приятно, когда ты всё-таки уговариваешь человека принимать терапию от ВИЧ. Из-за ее отсутствия умирают 90 % людей, которые употребляют опиоиды: они заболели в начале 2000-х, 20 лет пробегали, но в какой-то момент потенциал организма уже исчерпан. Они могут до последнего оттягивать, хотя уже пролежни появляются. Я буквально уговариваю: «Тебе всего 40 лет, еще столько всего можно сделать. Тебе всё организуют, довезут, бесплатно выдадут таблетки, только согласись». И когда кто-то решается — это большая победа. Например, недавно была девочка: она прожила всего год после начала терапии, но этот год она прожила. Без лечения не прожила бы и месяца.
Николай, нарколог
— За последние годы для нас многое изменилось: и наркосцена, и структура уязвимых групп. Многие из тех, кто сейчас в России получает социально значимые услуги, ушли в подполье. Люди, употребляющие наркотики, не собираются в одном месте. Мужчины, практикующие секс с мужчинами, трансгендерные люди ушли в тень, а секс-работницы скорее находятся в закрытых пространствах. Классический «пеший» аутрич сегодня менее эффективен.
Рост популярности синтетических наркотиков в 2016–2017 годах стал триггером для внедрения веб-аутрича в «Гуманитарное действие». Торговля ушла в интернет — даркнет-маркетплейсы развивали магазины, а пользователи собирались в закрытых чатах. Тогда мы создали в телеграме канал и чат-бот по передозировкам. Меня пригласили поучаствовать: я писал рекомендации и консультировал как нарколог.
Главной «фишкой» нашего чат-бота было то, что человек мог анонимно пообщаться со специалистом без осуждения и стигматизации в привычной цифровой среде. Сейчас подобных сервисов стало гораздо больше. Даркнет-магазины переняли эту идею. Но в 2017 году мы сделали это первыми. Люди обращались в наш бот по разным поводам: передозировка, странная реакция на вещество, отравление или просто желание поговорить.
Иногда происходили неожиданные вещи в нашем чат-боте. Однажды позвонили в шесть утра — у человека передозировка бутиратом, начались судороги. Я по телефону объяснял, что надо положить его на бок, поддерживать голову, проверять язык, чтобы он не захлебнулся.
Затем мы поняли, что нам нужно еще и попадать в наркочаты и рассказывать о наших услугах. Наша задача — не агитировать их сдать тест на ВИЧ, а оказать реальную помощь: объяснить, что делать, рассказать о нашем бесплатном медицинском центре, пригласить в программу. Тест на ВИЧ становится естественной частью помощи.
Мы также сидим в чатах для статистического понимания, чтобы подбирать услуги. Например, недавно мы наблюдали за чатами людей, которые ходят по впискам и практикуют химсекс, и заметили всплеск разговоров о препарате от деменции, который начали использовать вместе с кетамином. Это очень опасные комбинации. Мы быстро подготовили серию предупреждающих постов и инструкций для врачей.
Сейчас в фонде работает небольшое подразделение веб-аутрича. Некоторые работают на ставке, остальные — как волонтеры. Кто-то пришел из среды. Мы им предлагаем сотрудничество: просим упоминать фонд и отправлять на консультации. Мы стараемся поощрять волонтеров, предоставляем услуги без очереди, помогаем медицински.
За прошлый год в рамках веб-аутрича к нам обратились около 400 новых клиентов, а всего консультаций было более 2000. По сути, через онлайн-коммуникацию мы «приходим к человеку в квартиру», устанавливаем контакт и помогаем выйти из дома, чтобы обратиться к специалистам.
Мы занимаемся созданием безопасной среды. Когда помогаем тем, кто употребляет вещества — по случайности, незнанию или из-за обстоятельств, — мы предотвращаем распространение наркопотребления, ВИЧ-инфекции и других рисков среди всех людей.
Дарья, рейверка и веб-аутричерка
— Помимо того, что я педагог [онлайн-уроков], я рейвер — уже больше десяти лет. И на рейвах я видела всякое. Я часто бываю на open air фестивалях, когда люди берут звук, свет, еду и выезжают в лес. Часто это фри-рейвы, где люди всё делают сами: создают сцены, ставят музыку, делают декорации. Там всякое бывает, ведь это пространство творчества и эскапизма.
Иногда на рейвах я направляла людей в организации, где можно получить помощь — делала это на автомате и не задумывалась. В 2023 году я предложила поехать на рейв «Гуманитарному действию». Мы поставили автобус, рассказывали об услугах и сделали маленькую инсталляцию: покрасили с друзьями ветки дерева в белый цвет и обвесили их красными ленточками. Люди реагировали по-разному. Кто-то говорил: «Вау, очень классно». Был один олдовый диджей, который посчитал, что я просто хайпую на теме ВИЧа. Он бесился: «Да надо просто нормальных трахать. Надо их нюхать». Я спрашивала: «А как пахнет ВИЧ? Какие там верхние ноты, ноты сердца, базовые ноты?»
В 2024 году меня позвали в фонд веб-аутричером на полставки. Я согласилась. Сейчас половину рабочей недели я общаюсь с потребителями. Есть два типа телеграм-чатов: рекламные (там постят объявления магазинов) и для общения. Если ты состоишь в одном чате, тебя автоматически начинают добавлять в другие.
Если сразу заходишь в чат с того, что ты сотрудник фонда, то люди относятся к тебе с подозрением. Любое маргинализированное сообщество пытается вытолкнуть человека, который приходит откуда-то сверху. Это совершенно нормально — они чувствуют незащищенность. К тому же новые наркотики — «соли» — очень паранойяльная штука, вызывающая недоверие к окружающему миру.
Если чуть-чуть с людьми пообщаться и стать «своим», то на меня реагируют лояльно. Чтобы установить контакт, необязательно обсуждать наркотики. Часто люди рассказывают про свои будни. Пока одни снимают кружочки, как они ставятся [внутривенно употребляют наркотики], другие делятся видео, как они картошечку жарят. Сейчас мы тоже начали снимать кружочки: с рассказом об услугах фонда. На такие вещи хорошо реагируют: людям интересно, когда это живо и без официоза.
Помню, в один момент общение в чате коснулась темы языков. Я влезла в диалог со словами: «А вы в курсе, что есть межславянский язык?» Я скинула кусочек текста, а в реплаи мне полетели голосовые, как участники чата этот текст произносят. Дальше некоторые из них постучались в личку, после чего мы начали беседовать тет-а-тет.
Иногда, конечно, тяжело. Но я не психолог — моя задача не лечить, а информировать и направлять. Бывают неприятные моменты — когда пишут с сексуальными намеками в ответ на мои сообщения о том, что в фонде можно взять презервативы и провериться на ЗППП. Но это часть работы — такие же люди звонят на телефоны доверия.
Самое вдохновляющее — видеть, что есть люди, которые обращаются за помощью и выходят из зависимости. Иногда рейверам хватало одного контакта с фондом, чтобы изменить жизнь. Это истории, от которых глаза на лоб лезут.
Ирина, психолог фонда
— Я консультирую в медицинском центре, плюс работаю через мессенджер и тоже иногда сижу в чатах. Ко мне чаще обращаются люди, употребляющие новые психоактивные вещества. Их возраст может быть от 18 до 45 лет.
Когда я сидела в чатах, видела, что в группах для знакомств в основном кидают запросы: «впишутся две девушки», «впишу за мяу» (мяу — сленговое название мефедрона — прим. «Бумаги»). Раньше туда приходило сумасшедшее количество сообщений: за ночь могло быть пять или шесть тысяч непрочитанных. В какой-то момент там появилось фото от парня лет 35 с дачей и шашлыком: «Веществ нет, просто приезжайте».
Есть чаты наркопотребителей, где ребята выкладывают свое творчество: музыку или художественные проекты. Во многих чатах, я запомнила, еще с 2019 года пристраивают котят: с дачи или просто подобранных на улице. Тема котят всегда объединяла.
Все люди разные. Кто-то из наших клиентов любит классическую музыку, кто-то читает книги, о которых я никогда не слышала, кто-то учит французский язык. Из-за особенностей новых веществ бывают сложности: человек может куда-то [ментально] уйти в моменте. Но когда он выйдет из состояния психоза, он будет интересоваться тем же, чем и всегда.
Люди, с которыми я взаимодействую, всегда говорят, одну и ту же фразу: «Меня наконец-то слушают». Ко мне часто обращаются с депрессивными состояниями или с просьбами о помощи, когда человек не понимает, как бросить употребление. Мы оказываемся открытой дверью, которой можно доверять.
Хотите узнавать новости первыми? Подписывайтесь на нас в телеграме
Что еще почитать:
- Психозы, ломки и химсекс. Почему новые наркотики опаснее героина и кто помогает их потребителям в Петербурге — интервью с «Гуманитарным действием»
- Город стимуляторов. Как современные наркотики могут привести Петербург к новой эпидемии
